Art-sluza

М. БАГДАСАРЯН — Здравствуйте, друзья мои, я с радостью представляю вам Сергея Юрьевича Юрского, впрочем, представлять Сергея Юрского нет, наверное, для вас никакой необходимости, потому что вы смотрите кино, ходите в театр и вы, судя по всему, чуть влюблены в этого человека. Потому что эфир еще не начался, а вопросы уже сыплются. Здравствуйте, Сергей Юрьевич.

С. ЮРСКИЙ — Здравствуйте, это приятно, но с такими авансами, Марина, я зажимаюсь.

М. БАГДАСАРЯН — Ну почему, я как раз настроена была на то, чтобы за отношением радиослушателей к вам спрятать свое отношение, потому что мне немножко неловко признаваться в чувствах, хотя, наверное, в этом нет ничего страшного, и надо говорить человеку, которого любишь, о том, что ты его любишь. Я думаю, что давайте работать, да?

С. ЮРСКИЙ — Давайте.

М. БАГДАСАРЯН — Потому что есть два вопроса, с которых мне бы хотелось начать. Во-первых, как всегда, у нас первый Парфен. «Уважаемый Сергей Юрьевич, хорошо помню вашу постановку пьесы Островского «Правда — хорошо, а счастье —лучше», где вы играли. Ваша роль могла бы посоперничать с самим Бабочкиным. Как вы относитесь к современным постановкам «Грозы» и «Леса». Это Парфен.

С. ЮРСКИЙ — Вы меня, Парфен, сразу ставите в позицию, к которой я профессионально не принадлежу, т.е. позицию критика и обозревателя. У нас программа называется «Действующие лица», и в данном случае я действующее лицо театра, кино, может быть, литературы отчасти, а оценивать работы моих коллег, товарищей, я бы не стал. Я не избегаю ответов, но просто не хочу с этого начинать. Я смотрю, и меня глубоко волнует направление театра, которое сейчас избрано, и у меня есть много возражений. Я оппонирую именно как человек, который много занимался постановками классики, тем, что называется, осовремениванием классики. Как это делать? У меня много оппонентских возражений, но я бы не хотел с этого начинать.

М. БАГДАСАРЯН — А вот со спектакля «Правда — хорошо, а счастье —лучше», с воспоминаний.

С. ЮРСКИЙ — Воспоминания у меня не просто хорошие, а бурные, бурлящие во мне. Я написал об этом книгу, которая называется «История одного спектакля». Это и есть о спектакле «Правда — хорошо, а счастье — лучше», который был поставлен в 1980 году. Во многом это книга о Фаине Раневской, потому что она играла роль Фелицаты, это была ее последняя роль в жизни и наша с ней единственная, но длящаяся два с половиной года встреча. Поэтому это связано с Фаиной Георгиевной в очень многом. Но это связано и с замечательной труппой, которая собралась и о которой я вспоминаю, о которой пишу, потому что хочу писать и обязан писать. Это связано с Дмитрием Покровским, который занимался хоровой, музыкальной частью спектакля. О нем я написал статью, вошедшую в мою последнюю книгу, которая называется «Гусар». Это Дима Покровский для меня выглядит гусаром. Я вспоминаю выдающихся актеров — Варвару Владимировну Сошальскую, игравшую одну из главных ролей, Михаила Львова, Анатолия Баранцева — этих людей нет уже с нами. И когда они ушли, то и спектакль ушел. Я никого не вводил на роли. Правда, Сошальская потом эту роль играла, там была введена другая актриса — Мила Шапошникова и ее нет теперь. Я вспоминаю всех их, моих, слава богу, действующих и живущих коллег. Я думаю, что это был спектакль необычный по своему воздействию на зрителей. И вот вам доказательство, что Островский, который без модернизации, без сексуализации, столь принятой сейчас, прошел 180 раз на громадных сценах, на гастролях в разных городах и всегда это было очень бурно и по столкновению мнений, и по громадному количеству зрителей, и по неизменному успеху.

М. БАГДАСАРЯН — Прошло почти 25 лет, а воспоминания о нем живы у наших радиослушателей. Еще одно письмо. «Уважаемый Сергей Юрьевич, в ноябре видела вас в спектакле «Нули» на сцене МХТ имени Чехова. Спектакль был приурочен к юбилею Виктора Сергачева. Вы вышли на сцену в начале действия и произнесли прекрасные слова в адрес юбиляра. Сразу же зал настроился на восприятие достойного произведения в исполнении больших артистов, с большой буквы. Спектакль очень понравился, вы находитесь на сцене несколько часов, сильно держите зал, заинтересовываете, увлекаете в недавнюю историю. Спасибо вам, к сожалению своему, видела вас только в этом одном спектакле. Расскажите, пожалуйста, ожидаются ли новые постановки с вашим участием в МХТ. Спасибо, Лена».

С. ЮРСКИЙ — Лена, видите какие у нас разговоры странные. Они становятся все историческими разговорами. Этот спектакль состоялся действительно в ноябре-месяце и был сыгран в 27-й раз. Я рад вашей оценке, потому что мне тоже люба эта чешская пьеса Павла Когоута.

М. БАГДАСАРЯН — В постановке Яна Бурияна.

С. ЮРСКИЙ — В постановке Яна Бурияна, который говорит о событиях сегодняшнего ощущения жизни, о том, как жить при внезапно возникшей свободе. Эта проблема, которая волнует нас, и мне очень жаль, что у нас нет нашей пьесы, исторически рассматривающей проблему вхождения в свободу и растерянности перед свободой. Мы пользуемся чешской пьесой, но, к сожалению, этот спектакль до ноября не шел полгода, а теперь, наверное, не пойдет никогда.

М. БАГДАСАРЯН — Почему?

С. ЮРСКИЙ — Видимо, он не нужен театру, так я думаю, а жаль, потому что ваша оценка еще раз говорит, что я не одинок, нас двое с вами, по крайней мере.

М. БАГДАСАРЯН — Как минимум. Во-первых, не двое, а трое. Но я думаю, что нас гораздо больше. Сергей Юрьевич, а что, на 27-м спектакле нет зрителя в зале?

С. ЮРСКИЙ — Был аншлаг, но раз в полгода собрать аншлаг можно, разумеется, но этот спектакль, мне кажется, важным. Он не создан на века, это пьеса сегодняшнего дня, про сегодняшний день.

М БАГДАСАРЯН — И время это еще не кончилось.

С. ЮРСКИЙ — Но мне просто казалось, что этот спектакль должен был пройти не 27 раз, а, допустим, раз 50, и не за 2 года, как прошли 27, а за один год все 50 раз, чтобы активно общаться со зрителем, восстановить финансовые затраты. А 27 раз это слишком расточительно так редко играть пьесу, в которой 40 человек на сцене и громадная тяжелейшая декорация.

М БАГДАСАРЯН — А как вы без Бурияна собираете спектакль после полугодового перерыва?

С. ЮРСКИЙ — Я Бурияном назначен как ответственный за этот спектакль, и я провожу репетиции, мобилизую и актеров, и себя, как протагониста этого спектакля. И перед 27-м мы тоже репетировали, а как же иначе.

М БАГДАСАРЯН — Как театр объяснил, что он уже не пойдет, или это предположение?

С. ЮРСКИЙ — Ну разве это жизнь спектакля, если мы играли 22 ноября, а сегодня январь, и в феврале его нет, а в марте уже я не смогу и т.д. Конечно, это не жизнь спектакля. Если опять возникнет чей-нибудь юбилей, мы сыграем. Театр, как всякое актерское искусство, это сегодня, ежедневно. Иначе это только презентациями можно называть и связывать с банкетами. А театр — это общение чувствами, мыслями со зрительным залом.

М БАГДАСАРЯН — Вы, выражая свое отношение к пьесе Павла Когоута «Нули», сказали, что вам эта пьеса люба. Какой она должна быть, чтобы она была любима вами, чтобы она глянулась вам, что этот материал должен трогать помимо сегодняшнего дня, помимо такой переклички с днем сегодняшним.

С. ЮРСКИЙ — Дело не в перекличке.

М БАГДАСАРЯН — А в чем?

С. ЮРСКИЙ — Пьеса может быть и исторической, и футуристической или на тему вообще человека на этой земле, как, например, пьеса «Стулья», где люди растворены в непонятном времени.

М БАГДАСАРЯН — Которая уже, к сожалению, не идет.

С. ЮРСКИЙ — Мы попрощались, но при настойчивом желании мы можем ее вернуть, ничего не разрушено. Ни наша любовь к ней, ни декорации, ничего не разрушено. Но не будем отвлекаться. Вы спрашиваете, Марина, что должно быть в пьесе? Нет, не сегодняшний день, а приметы сегодняшнего дня. Я бы ответил так: происходят страшные какие-нибудь события, которые, к сожалению, происходят все время — смерть в твоей личной жизни, рядом с тобой или мировые ужасы, как сейчас было с этим чудовищным цунами, мировые трауры. Один вариант театра это когда люди говорят: «Ой, все так страшно вокруг, да еще неприятности». С другой стороны, сейчас праздник, масленица, надо питаться, а тут еще в театр идти. Театр может говорить: «забудьте про все, смотрите, какое у нас представление, как у нас ярко, как у нас мелодично, как у нас весело». Такой театр меня не интересует. Меня интересует театр, в котором люди не забывают о том, что происходит сейчас, но то, что происходит на сцене, не может оскорбить их. Наоборот, в сочетании с тем, что происходит на сцене, сегодняшний день дает новую искру, новое понимание, когда душа находит какое-то примирение, либо, наоборот, уснувшая душа возбуждается, и в ней пробуждаются какие-то искры самосознания, что же я делаю, что я должен сделать. Я вижу высокую функцию театра, а не обслуживающую, к которой сейчас довольно активно призывает определенная часть философов. Это первое. А второе, есть просто загадки текста, загадки ритмов, которые написаны, и тогда произнесение этого текста в 6-й, в 12-й, в 54-й, в 180-й раз доставляет новизну. В этих ритмах заключена та тайна, когда простые слова твоего родного языка дают тебе новые ощущения, новые знания, когда они сталкиваются с новым зрителем. И это очень ощутимо, потому что хорошая пьеса, даже если идет много раз, тебя не утомляет, а пьеса средняя с каждым разом становится тебе скучнее, а пьеса плохая, которую мне, пожалуй, не приходилось играть, но я знаю по опыту наблюдений, вызывает мучительное чувство, как будто ножом по стеклу — неприятный такой звук. Не могу я больше играть, что хотите со мной делайте, но не могу я это играть.

М. БАГДАСАРЯН — Такого не было в жизни?

С. ЮРСКИЙ — У меня такого не было. А вот то, что пьеса средняя и ей пора сойти, хотя она прошла, допустим, 30-40 раз, такое бывало, да.

М. БАГДАСАРЯН — Сергей Юрьевич, хорошо, тогда как с тем, что вы сказали, корреспондируется история с пьесой Иона Друце. Я имею в виду ту пьесу, которая легла в основу спектакля «Вечерний звон», премьера которого прошла буквально перед Новым годом в театре «Школа современной пьесы».

С. ЮРСКИЙ — Пьеса «Вечерний звон», второе название «Ужин товарища Сталина». Я постановщик этой пьесы и играю роль Иосифа Виссарионовича Сталина. Мне нравится эта пьеса, мне нравится Ион Друце. У меня есть свое режиссерское видение этой пьесы, поэтому первый вариант пьесы отличается от спектакля. Но для меня очень важен сам посыл и то направление, который дан автором к размышлениям. Моя цель, чтобы так же, как для меня, это показалось очень важным, сегодняшним и современным для зрителей и увлекло их в раздумья о самих себе, о своих отношениях к власти, к культу личности, к образованию культа личности, к странному тяготению России и русских к культу личности. Потому что по всей истории можно проследить это тяготение. Эту, с одной стороны традицию, а, с другой стороны, может, она надоела. Оказывается, она не надоела, она существует и сейчас. Это новый спектакль, мы его сыграли еще мало раз, но я хотел бы его играть много раз, ибо он каждый раз дает мне новые ощущения. Посмотрим, как сложится его судьба. Здесь, конечно, много обстоятельств, которые влияют на это.

М. БАГДАСАРЯН — А загадки текста, о которых вы говорите, есть?

С. ЮРСКИЙ — Именно они существуют. Загадка этой личности, существование в которой для меня крайне не просто, интересна. Это даже не то слово, просто крайне важна. Сейчас моя жизнь поделена, пожалуй, на игру спектакля «Вечерний звон» в роли Сталина и все остальное.

М. БАГДАСАРЯН — А что входит в это все остальное?

С. ЮРСКИЙ — А все остальное — это другие спектакли, которые по-прежнему идут, это моя литературная работа, это мои гастроли.

М. БАГДАСАРЯН — Какие другие спектакли вы имеете в виду, «Провокацию»?

С. ЮРСКИЙ — «Провокацию», «Фома Опискина», «Женитьбу», еще недавно шедшие во МХАТе. Пока мы репетировали «Вечерний звон», все это шло, но постепенно для меня стало одно дело эта премьера, а другое дело — все то, что уже привычно. Но сейчас этот спектакль, пожалуй, самый важный для меня, полный загадок, которые волнуют меня.

М. БАГДАСАРЯН — Дай бог вам, играть эту историю до тех пор, пока есть загадки. Сергей Юрьевич, наши радиослушатели находятся с вами в каком-то таком активном общении и задают вопросы. «Почему же тогда постановки нашей классики полны пошлости и цинизма, но так привлекают публику».

С. ЮРСКИЙ — Потому что публика хочет пошлости и цинизма. Это взаимное влияние, театр предлагает в громадных количествах, телевидение транслирует это в невероятных круглосуточных своих воздействиях, радио, хотя радио в меньшей степени, но постепенно, те специалисты по рейтингам, по маркетингу говорят, чтобы вы хотели еще? — А мы бы хотели то самое, что было — смородинку-малинку, клубничку, все такое сладенькое. И гипнотизируя друг друга, зритель говорит, «дайте нам пошлость», а искусство все больше говорит «наше вам пошлость». Так вот и движемся.

М. БАГДАСАРЯН — В таком тесном любовном дуэте искусство существует с публикой?

С. ЮРСКИЙ — Да, это все рейтинговые дела.

М. БАГДАСАРЯН — Взаимное понимание достигнуто.

С. ЮРСКИЙ — Это все слишком человеческое, а как все человеческое при отсутствии больших идей, Бога, оно прокисает на взаимных похвалах, взаимном прощении грехов друг другу и абсолютном умирании смысла.

М. БАГДАСАРЯН — Сергей Юрьевич, у нас есть телефонный звонок. Здравствуйте, вы в эфире. Представьтесь, пожалуйста.

— Галина Георгиевна.

М. БАГДАСАРЯН — Пожалуйста, Сергей Юрьевич слушает вас.

— Большой вам поклон за ваше творчество. Необыкновенное, потрясающее. Герои, которых вы представляете на экране, — обаятельные, прекрасные, несмотря на то, что у них отрицательные роли. Например, в «Золотом теленке» вы создали такой образ, что все, второго Бендера уже нет и не будет, мне кажется. Вы просто необходимы были в этом творческом коллективе, среди этих людей. А «Прощайте голуби» это, вне всякого сомнения, прекрасная роль. А ваш Опискин, я смотрела спектакль несколько раз. А то, что вы читаете Зощенко, я записываю все ваши рассказы. Это что-то необыкновенное. Большое вам спасибо за ваше творчество. Вам и вашей дочке, которая прекрасно читала рассказы Петрушевской, Яблонской. Это был спектакль по радио, как она читает. Всего вам доброго.

С. ЮРСКИЙ — Спасибо за комплимент, Галина Георгиевна. Тронут таким обилием знаний.
М. БАГДАСАРЯН — Спасибо вам большое и если вам нравится, как читает Сергей Юрский, то 25 января на Радио «Культура» состоится премьера рассказа-фельетона Власа Дорошевича, который называется «В Татьянин день». Если вы помните, 25 января как раз и есть Татьянин день. И Сергей Юрьевич Юрский один делает этот театр. Чем вас зацепил Дорошевич и этот текст?

С. ЮРСКИЙ — Дорошевич вообще мне очень нравится, потому что он человек остроумный, язвительный и пронизанный театром. И про театр знает его подноготную. Когда он пишет о театре, это безумно смешно, потому что знает, о чем пишет. Булгаковский «Театральный роман», конечно, произведение великое, сейчас общелюбимое, издавалось много раз, фильм сделали. Но начало этой сатиры на этих же персонажей лежит именно у Власа Дорошевича, этого театрального критика и журналиста, эссеиста и рассказчика, поэтому рассказ «Татьянин день», не скажу что это очень оригинальное произведение, но это такая сатира-монолог, который использовал, например, Беранже в стихотворной форме и целый ряд авторов. Очень близко к Достоевскому, но это Влас Дорошевич — легкий, талантливый, артистичный человек начала века прошлого.

М. БАГДАСАРЯН — Слушайте 25 января рассказ «В Татьянин день» в исполнении Сергея Юрского. Сергей Юрьевич, вопрос от Ольги Александровны. Мне кажется, пишет она, что наш российский театр становится все более режиссерским. Я не пойду на режиссерскую работу, как бы ни хвалила ее вся Москва, но со всех ног побегу смотреть актерский успех. Ваше мнение по этому поводу.

С. ЮРСКИЙ — Я полагаю, что режиссура это великая профессия, которая перевернула театр, сделала театр достойным занятием. Из такого фиглярства вывела театр в разумное, благородное дело, куда шли работать люди с высшим образованием и только с театральным высшим образованием. Это все связано с режиссурой, но именно она и стала, как бывает, опухолью и стала давить все остальные клетки. Прежде всего, самую главную функцию этого театрального организма — актерскую. Совершенно с вами согласен. И очень боюсь, что сейчас при развитии такого тоталитарного театра, когда тот, кто заказывает музыку, т.е. тот, кто платит деньги, тот и определяет все, режиссер становится деспотом, хозяином. Эта опухоль может стать даже злокачественной.

М. БАГДАСАРЯН — Сергей Юрьевич, а где кончается режиссер Юрский и начинается актер. Как вам удается в себе это держать в одной и той же работе, например, в случае с «Вечерним звоном»?

С. ЮРСКИЙ — Здесь было до странности естественно. Может быть, потому что я уже этим занимался, потому что по началу это было необыкновенно трудно и чувство ответственности за других и ответственности за себя как бы противоречили друг другу. Но постепенно, может быть, опыт пришел, и сейчас работа с другими режиссерами мне стала затруднительной. Я вообще человек не капризный, но когда я вижу решение, которое мне кажется более истинным, а мне предлагается решение, которое мне кажется менее истинным, я становлюсь упрямым до такой степени, что иду иногда на разрыв, что у меня и случалось несколько раз и с кино, и с театром. Поэтому в последние 10 лет я не всегда, но большей частью сам был режиссером своих работ театральных.

М. БАГДАСАРЯН — Вы очень завышаете планку. Сергей Юрьевич, а кто сидит в зале, когда вы на сцене?

С. ЮРСКИЙ — Никто. «Вечерний звон» репетировался при абсолютно пустом режиссерском месте и при абсолютно пустом зрительном зале до первого прогона. Я просто учился теоретически по Михаилу Чехову, а практически на собственном опыте и, глядя на Олега Ефремова, который часто играл в собственных постановках, хотя обязательно сажал кого-нибудь в зал. Мы с ним об этом говорили. Собственный опыт здесь был очень важен, и я думал о том, а кто сидел у Мольера, когда он играл собственную пьесу и ставил как режиссер. Я думаю, что никто не сидел. А кто сидел у Эдуардо де Фелиппо, это уже поближе к нам, человек, с которым я имел честь быть даже знаком, потому что он приезжал на один наш спектакль, в котором я играл. Это пьеса «Никто» и он смотрел. Я спрашивал себя, кто сидел, когда он играл на сцене свои пьесы, ставил и режиссировал. Кто сидел? Наверное, тоже никто не сидел.

М. БАГДАСАРЯН — «Сергей Юрьевич, очень люблю ваши литературные концерты, где вас можно будет увидеть в ближайшее время?» Это Алексей Федорович.

С. ЮРСКИЙ — Я редко теперь даю концерты, особенно в Москве. В Москве состоялся такой концерт 10 января в Доме ученых и назывался «Домашние радости».

М. БАГДАСАРЯН — А почему редко?

С. ЮРСКИЙ — А потому что негде, нет приглашений.

М. БАГДАСАРЯН — А чем вы объясняете отсутствие приглашений?

С. ЮРСКИЙ — Не верой в то, что слово может быть интересно. Дело не в зрителе. В Москве, в гигантском городе найдется достаточное количество людей, которые придут на интересный литературный концерт. Не интересные совсем отпали, потому что хочешь прочитать — можно прочитать. Но концерт с некоторым перцем, с необычностью или особым стилем исполнения привлечет людей. Но, к сожалению, те, кто называются продюсерами, руководителями театрального дела, в слово не очень верят. Вот сейчас что-то стало оживляться, вроде Зал Чайковского хочет сделать чтецкий абонемент. Спохватились почти через 15 лет.

М. БАГДАСАРЯН — … после того, как практически эта среда была утеряна.

С. ЮРСКИЙ — Абсолютно, я в прошлом и в позапрошлом году дал концерт в Зале Чайковского, но к ним я сам пришел. Я почти насильно заставил их вспомнить это одноразово. Два года после этого не поступало предложений.

М. БАГДАСАРЯН — Хотя был аншлаг.

С. ЮРСКИЙ — Хотя был чудовищный аншлаг, переполнение абсолютное. Но не захотелось им больше, видимо.

М. БАГДАСАРЯН — Сергей Юрьевич, а почему там, далеко от Москвы, есть вера в слово, а здесь нет?

С. ЮРСКИЙ — Не могу объяснить.

М. БАГДАСАРЯН — Туда же приглашают?

С. ЮРСКИЙ — Следующий мой концерт будет в этом месяце, в городе Калининграде, затем в Петербурге, а в Москве как-то не предполагается.

М. БАГДАСАРЯН — На прошедшей неделе дважды ушли, к сожалению, из жизни старики МХАТа, Малого театра, а что же останется. Такой вопрос вдруг появился у нас.

С. ЮРСКИЙ — Останется то, что пришло, и то, что действует. Программа «Действующие лица» говорит о том, что действующие лица есть. Это множественное число. Ведь действительно, уж чем-чем, а талантами актерскими не оскудела Россия никак, причем на всем пространстве. Я вижу очень хороших актеров и в других городах. Не так часто смотрю, но, скажем, последнее мое иногороднее впечатление было в Омске, я смотрел, как играют Горького, и это было очень стильно и мощно.

М. БАГДАСАРЯН — «Дачники»?

С. ЮРСКИЙ — Нет, это были не «Дачники». Это очень сильно и стильно было, здорово сыграно, мне очень понравилось, так что таланты есть. Но есть театр, опять-таки вернемся чуть-чуть на секунду к тому, что говорила Елена, позвонившая нам. Если режиссура будет распространяться до такой степени, что актерское искусство совсем станет не искусством, а просто красочками, которыми пользуется режиссер, то может и оно увянуть. Это будет большая потеря.

М. БАГДАСАРЯН — Дважды на прошлой неделе мы имели возможность посмотреть еще раз фильм «Золотой теленок». Я думаю, что были среди вас и такие зрители, которые оба раза смотрели эту картину, т.е. на прошедшей неделе. Сергей Юрьевич, вы смотрите кино, в котором играете?

С. ЮРСКИЙ — Очень редко, но если «Теленка» показывают, а у меня нет времени смотреть, и все-таки включаю телевизор, и хотя мимо него, по делам домашним, заглядываю и вижу замечательное кино, абсолютно мирового уровня. Оно не признано миром, потому что тематика его и способ игры в нем, речь, слова во многом не переводимы, но это не беда, не надо внедрять его и пытаться «Золотого теленка» сделать голливудским фильмом или распространять на уровне Голливуда. Но то, что он имеет такое признание в нашем гигантском анклаве, в нашей громадной русскоязычной среде, как здесь, так и за границей, это большое счастье. Михаил Абрамович Швейцер, конечно, совершенно выдающейся режиссер и мыслитель, а его подбор актеров, гармонизация всех этих актеров, а какие там вторые планы, как эпоха дана, причем неназойливо, а так, действительно на втором плане, но какая конструкция эпохи. Не потому что похоже просто на 30-е годы, а потому что оно живое, оно дышит.

М. БАГДАСАРЯН— А «Любовь и голуби» смотрели? Недавно, в связи с Новым годом?

С. ЮРСКИЙ — Я не смотрел, но когда смотрю, то вижу, что это хорошее кино. У меня есть счастливая возможность чувствовать, что несколько вещей, сделанных в консервированном виде, ведь театр это искусство исчезающее, а кино — консервы, очень добротные, даже в банках. Кино всегда в банках, даже пленка, это сейчас в кассетках картонных, а тогда в железных банках, точно как консервы. Но это настолько добротно, и далеко не все картины выдерживают проверку временем, иногда за наше прошлое кино может быть просто стыдно. Но есть несколько картин, к которым я имею отношение и радуюсь за моих режиссеров, за моих коллег.

— Марина, прошу вас с особой теплотой в голосе поблагодарить от меня Сергея Юрьевича за то, что он мне открыл поэзию Бродского. За то, что никогда дурно не отзывается о коллегах, за то, что у него есть гражданская позиция и за все, что он делает в театре и кино.

М. БАГДАСАРЯН — Спасибо, Ольга Александровна. Я не знаю, до какой степени был мой голос теплым.

С. ЮРСКИЙ — Марина, вам удалось. А Ольге Александровне большое спасибо. Меня просто умасливают комплиментами, я должен становиться мягким-мягким, а я видите, иногда становлюсь наоборот жестким и считаю, что это необходимо. А так я просто растаю в масле.

М. БАГДАСАРЯН — Ничего, я думаю, вам это не угрожает совсем. Хочу вас всех вернуть к вопросу Елены, на который отчасти Сергей Юрьевич не ответил. Она спросила, что будет еще с участием Сергея Юрского в Московском Художественном театре имени Чехова? А я бы чуть расширила этот вопрос. Что еще будет помимо этих литературных концертов далеко от Москвы, а что еще будет в вашей жизни?

С. ЮРСКИЙ — В Московском Художественном театре я не служу и не служил. Там служат мои близкие — жена Наталья Тенякова и дочь Дарья Юрская. А я там играю уже 25 лет как приглашенный артист, так получилось, а служу я в театре Моссовета, поэтому для меня проблема, что будет в театре Моссовета, с которым нас связывает очень тонкая нить. А ведь я там более 27 лет, а сейчас тонкая нить.

М. БАГДАСАРЯН — Чем вызвано это?

С. ЮРСКИЙ — Будем откровенны. Я бы сказал, что просто пути наши, если не параллельны, то, во всяком случае, не совмещены, но они идут такими кривыми путями и поэтому могут пересечься. В этом театре я много сыграл и много поставил спектаклей. Я хотел бы поставить новую пьесу Игоря Вацетиса, которая называется «Предбанник». Это современная тема. Если у нас получится собрать соответствующую труппу внутри театра Моссовета, годящуюся для этого представления, то, может быть, в 2005 году сделаем вот такой спектакль, потому что я театру задолжал своих трудов.

М. БАГДАСАРЯН — Именно этому театру?

С. ЮРСКИЙ — Это мой театр, я в нем искренне служу. И театр мне отчасти задолжал вниманием к тому, что меня интересует. Все, что я делал последнее время, я делал вне театра Моссовета. Последняя моя постановка была «Не было ни гроша, да вдруг алтын» Островского, но это был 97 год, т.е. уже 8 лет назад. Это, конечно, много.

М. БАГДАСАРЯН — Спасибо Сергею Юрьевича за книгу «Кого люблю, того уж нет». Это вам пишет Марина. Я хотела поблагодарить Сергея Юрьевича еще за одну книгу, которая называется «Игра в жизнь», жизнь с ее лирикой, с ее сатирой, с ее юмором, с ее потерями. Спасибо за эту книгу, потому что это школа выживания. Я тут уже однажды признавалась радиослушателям, а потом повторяла эту мысль, что мне чрезвычайно важно сейчас смотреть спектакли, которые ставят люди вашего поколения о людях вашего поколения. Мне это чрезвычайно важно, потому что это вселяет в меня надежду, это поддерживает меня на плаву, это учит меня жить и принимать жизнь такой, какая она есть, это такая школа выживания, школа самосохранения и самоприумножения, поэтому спасибо большое, Сергей Юрьевич.

С. ЮРСКИЙ — Важные слова вы сказали. И когда мы говорим о том, зачем театр, то, конечно, не затем, чтоб вечер провести. Для этого есть сейчас масса других вариантов. Зачем же так сложно учить людей, чтобы просто время провести. А вот школа выживания? Человечество в таких тупиках, и каждый человек, как он не претворяется веселым, разбитным и свободным, находится в таких тупиках в настоящее время на всем земном шаре, что эти слова я запомню, вы прекрасно сформулировали сегодняшнюю цель театра — школа выживания.

М. БАГДАСАРЯН — Спасибо вам большое. Это так неожиданно. Когда ближайший «Вечерний звон» в театре «Школы современной пьесы»?

С. ЮРСКИЙ — В пятницу, 21 января.

М. БАГДАСАРЯН — Есть ли какое-то предложение сниматься в кино сейчас?

С. ЮРСКИЙ — Да, есть.

М. БАГДАСАРЯН — Приняли?

С. ЮРСКИЙ — Боюсь, что не получится по времени и потому что там опять могут возникнуть расхождения в отношении к сценарию, что мне придется либо ломать сценарий и под себя его делать, либо отказаться, потому что подчиниться тому, что там намечается, у меня не получится.

М. БАГДАСАРЯН — Вы уже проговорили это режиссеру?

С. ЮРСКИЙ — Я говорил с руководителем проекта на эту тему и жду, что мы еще раз встретимся и попробуем найти какую-то точку соприкосновения, но тогда мне придется очень потрудиться и отдать много времени.

М. БАГДАСАРЯН — Но, может быть, материал того стоит?

С. ЮРСКИЙ — Может быть, и стоит, но если я затеваю спектакль в театре Моссовета, к этому надо готовиться. Опять-таки, буду сам играть обязательно. Скажу только одно, что эта пьеса посвящена памяти замечательного артиста театра Моссовета, моего сотоварища по сцене, моего друга — Бориса Владимировича Иванова.

М. БАГДАСАРЯН — Которого мы все, даже зрители, те, кто никогда не знал его лично, знают как дядю Борю и любят как дядю Борю.

С. ЮРСКИЙ — Именно дядя Боря, есть такой персонаж в пьесе. Он не похож на Бориса Владимировича, но это его памяти, потому что о нем думал автор.

М. БАГДАСАРЯН — Сергей Юрьевич, а какая ближайшая книжка?

С. ЮРСКИЙ — Ближайшая книжка уже вышла. Она называется «Спотыкач, разговоры запросто», это 50 рассказиков простодушного человека, который жил в ХХ веке, дожил до XXI и мордой бьется обо все несуразности нового времени. Эта книжка скорее комическая, хотя в ней много печальной лирики, но в принципе это комические рассказы.

М. БАГДАСАРЯН — А что, «Чернов» переиздан, я просто видела его на полках?
С. ЮРСКИЙ — «Чернов» переиздан, да. Эта повесть, написанная еще в 60-е годы, и фильм, который я сделал по этой повести в 90-м году, очень важны для меня. Это все уже былое, но очень животрепещущее для меня.

М. БАГДАСАРЯН — Друзья мои, наша беседа подошла к концу, и я думаю, что вопросов к Сергею Юрьевичу у вас много, ведь мы совсем ничего не говорили о предстоящем юбилее. Мы надеемся, что Сергей Юрьевич еще придет в нашу студию. Мы напоминаем вам о том, что 25 января на Радио «Культура» состоится премьера спектакля «В Татьянин день». Заметьте, это не просто литературное чтение, это моноспектакль Сергея Юрского. Мы ждем ваших вопросов, пишите нам и Сергей Юрьевич, я думаю, будет рад, с удовольствием вам ответит на ваши вопросы. Спасибо вам большое.

С. ЮРСКИЙ — Спасибо, Марина.

М. БАГДАСАРЯН — Удачи.

С. ЮРСКИЙ — Хорошего дня. Снег идет, но зима нас пока милует.